Точка зрения
Марчел Спатарь № 46 (1404) 17 Дек. 2021 «Тени исчезают в полдень»

Темная сторона экономики всегда будоражила экспертов своей непостижимостью, налоговиков – неохваченностью, власть имущих – размахом. Впервые масштабное исследование феномена ненаблюдаемой экономики и неформальной занятости, в том числе в контексте пандемии COVID-19, представил независимый аналитический Центр «Expert-Grup». Напрашивающийся вывод – тень в Молдове «отбрасывают» всеобщая бедность и жадность. А вирус ее, как ни странно, укорачивает.

 

В процессе исследования учитывались как официальная динамика ненаблюдаемой экономики, так и восприятие явления бизнесом и населением.

 

Экономическое подполье

Налоговый недобор от феномена ненаблюдаемой экономики ежегодно увеличивается – с 8,9 млрд леев в 2015 году до 15 млрд леев в 2020 г. Национальные счета производства ВВП регистрируют соответствующую восходящую тенденцию с несколькими эпизодами умеренного снижения в 2016-2017 гг. и более выраженный рост в 2018 и 2020 годах. Аналогичная динамика наблюдается в статистике валовой добавленной стоимости, создаваемой в неформальной экономике в целом. Ее доля повысилась с 18,8% в 2015 году до 20,3% в 2020 году.

После спада, зарегистрированного в 2000 году, неформальная экономика начала усиленно расширяться. Спустя десятилетие, вернуться к тому уровню, несмотря на предпринимаемые меры, страна так и не смогла.

Если в начале 2000 г. ненаблюдаемая экономика составляла 1/3 ВВП, то уже к 2007 году этот показатель снизился до чуть более 1/5 ВВП. После кризиса 2009 г. до кризиса 2014/2015 гг. доля неформальной экономики медленно росла с 22% в ВВП до 24%. Ускоренный рост неформальной экономики был зарегистрирован после 2016 года, достигнув в 2018 году доли более 28% в ВВП.

Самые последние данные за 2019 год показывают, что неформальная экономика сжалась по сравнению с уровнем 2018 г. Большая часть ненаблюдаемой экономики представлена производством домашних хозяйств для собственного потребления, при этом неформальный сектор конкурирует со скрытым производством в формальном секторе за второе место в рейтинге теневиков.

По официальным подсчетам, неформальная экономика занимает почти четверть всей экономики Молдовы. Этот объем делится на более или менее равные части между сельхозпроизводством домашних хозяйств для собственного потребления, скрытым производством в формальном секторе (в результате уклонения от уплаты налогов) и незарегистрированными сделками, говорится в исследовании.

Традиционно сельское хозяйство, HoReCa, торговля, транспорт - сектора с наиболее высокими показателями тени, но в последние годы их доля фактически сократилась или, по крайней мере, не увеличилась. Авторы считают это скорее тревожным явлением, поскольку может свидетельствовать, что кризис больнее всего ударил по тем сферам, которые в большей степени были «заражены» нелегальным оборотом.

В отличие от неформальной экономики, неформальная занятость переживала отрицательную динамику в докризисные годы. Количество неформально занятого населения в унисон сокращалось вместе с формально занятыми. В условиях кризиса 2020 г. численность неформально занятого населения сокращалась вдвое быстрее, чем формально занятых. Авторы делают вывод, что бизнес и население используют эту практику в большинстве случаев по необходимости, подвергаясь воздействию множества факторов уязвимости (например, финансовые трудности, нестабильность доходов, риск банкротства и бедности и т. д.).

Этот вывод также подтверждается результатами опроса и обсуждениями в фокус-группах, что позволяет предположить, что политика в этом отношении должна быть сосредоточена на стимулах. Например, поддержка и поощрение предпринимателей, которые работают в правовом поле. Ограничения и репрессивные меры, побуждающие население и бизнес мигрировать, уводить в тень доходы, имеют обратный эффект.

Опрос деловой среды подтвердил официальные выкладки. Около трети (33%) опрошенных компаний считают, что неофициальные выплаты зарплаты и уклонение от налогов широко распространены почти в каждой компании. Причем, уклонение от налогов более свойственно крупным предприятиям.

По мнению респондентов, в среднем около 25% всей деятельности компаний в той или иной степени завуалировано, что коррелирует с оценками Национального бюро статистики относительно доли ненаблюдаемой экономики в ВВП.

В восприятии бизнеса пандемический кризис не привел к увеличению уклонения от уплаты налогов или неформальной занятости. Не учитываемая выручка снизилась, рабочие места оказались нестабильными и, соответственно, многие из них были закрыты в условиях ограничений и кризиса наличности.

 

От обогащения до выживания

Причин, мотивирующих бизнес и рядовых граждан уходить в тень, много. Авторы доклада указывают на объединяющую их движущую силу – выгода. Самая «капитолоемкая» - деятельность формализованных структур в составе регистрирующих свою деятельность предприятий, объединений. Мелкий сельхозпроизводитель, патентовладелец, перевозчик ни в какое сравнение не идут.

Механизм получения большей выгоды заключается в гораздо более высокой производительности неформального труда, практикуемого в стабильных условиях формальной хозяйственной единицы. Производительность в формальном секторе экономики обычно слабо «замотивирована» и гораздо ниже. Как и в рамках в целом неформальных трудовых отношений временно объединенных групп людей.

Не надо быть психологом, чтобы объяснить мотивы высокой производительности неформального труда. Но авторы нашли более веские причины, чем жажду наживы или элементарное желание выжить. Для деловой среды решающими доводами оставаться в тени хотя бы отчасти становятся искажение конкурентной среды, ограничение доступа к финансированию, излишние регулирующие расходы и контроль госструктур, справедливость и восприятие налоговой нагрузки. Для населения – часто безальтернативность рабочего места, низкая квалификация, трудность перехода на легальный труд, дополнительный заработок.

И тех и других объединяет низкая налоговая мораль, проистекающая из низкого качества госуслуг, образования, здравоохранения, социального обеспечения, обусловленная способностью власти управлять системами жизнеобеспечения, создавать стабильные условия для развития и безопасности. Собственно, деньги разочарованных налогоплательщиков для этого и предназначены.

Так, 30% респондентов заявили, что они рассматривали бы уплату налогов как нечто значимое, если бы госуслуги были лучше, а 17% опрошенных отметили, что «не видят смысла платить налоги и сборы - у всех есть способ выжить».

Но не все так плохо. У части населения сохранилась привычка исправно платить по счетам в надежде на улучшение ситуации. Их логика в ответах – «чтобы не было еще хуже». Есть и более продвинутые мотивы платить налоги – профессиональное и материальное удовлетворение от работы, развития бизнеса. Хотя это встречается реже, чем вынужденные причины – госслужба, бюджетные фонды.

 

«Обеление» экономики

Развитие безналичных платежей во многом коррелирует с усилиями государства по «обелению» экономики, считают авторы исследования. В таких условиях возможность управлять наличным оборотом денег подрывает основы существования тени, в том числе зарплат в конвертах и коррупционных сделок.

Сейчас рост безналичных платежей достигается в основном усилиями рынка, требуя стимулов для дальнейшего развития и инвестиций. Усилия регулятора не стимулируют «посторонние» частные инвестиции в эту сферу. Это может сделать безналичные платежи более дорогими как для потребителей, так и для предприятий сервиса и торговли.

До бесконечности внедрять электронные платежи пока тоже нет возможности. Неформальность экономики является результатом ряда объективных и субъективных структурных особенностей страны. Определенный процент населения не пользуется безналичными платежами «по ценностно-идеологическим соображениям, которые невозможно быстро преодолеть экономическими методами». Другие – не видят в них прикладной смысл в существующих реалиях.

Следовательно, феномен неформальной экономики следует понимать и надлежащим образом решать с помощью адекватных политических мер, которые будут учитывать вышеупомянутые сложности. Более того, эта проблема обостряется во время «коронокризиса» из-за растущих финансовых ограничений и более высокой уязвимости компаний и частных лиц, практикующих неформальную деятельность.

Авторы исследования говорят, что выработка мер борьбы с теневым сектором сейчас должна исходить из взвешивания всех «за» и «против». В этом смысле усиление институциональной роли инспекции труда, профсоюзных организаций, финансовой грамотности населения, установка терминалов и цифровизация услуг, наряду с оживлением экономики, постепенно сделают свое дело.

 

Влияние рецессии 2020 года  

 

Уровень неформальной занятости в течение 2020 года немного снизился, что вызывает серьезную озабоченность у экспертов. Доля неформальных рабочих мест от общего числа составила от 19,1% в I квартале до 22,5% в IV квартале, но в среднем осталась ниже уровня, зарегистрированного в 2019 году (22,4% против 23,1%). Большая часть этого падения связана с уменьшением количества самозанятых (-10,1 тыс. человек), что составляет более половины всех неформальных рабочих мест.

Рост неформальной экономики после 2009 года был обусловлен быстрым расширением скрытого производства в формальном секторе. Если в 2010 г. эта составляющая занимала менее 6% ВВП, то в 2018 г. она достигла 10% ВВП.

Такое развитие событий объясняется увеличением налоговой нагрузки, поступление налогов и ВВП выросло в период с 2010 по 2018 гг. с 26,1% до 28,5%. Фискальная реформа 2018 года, предусматривающая снижение взносов государственного соцстрахования, а также переход на единую налоговую ставку для доходов физических лиц, способствовала некоторому снижению налогового бремени (на 0,7 п.п.) и сжатию скрытого производства в формальном секторе. В основном это наблюдалось в розничной торговле и промышленном секторе. Тем не менее, изменения довольно незначительны, и до сих пор неясно, ознаменовались ли они устойчивым нисходящим трендом или имеют временный эффект.

 

На эту тему на презентации доклада рассуждал министр труда Марчел Спатарь. Вот некоторые тезисы его оценок:

- Существует асимметрия в распределении экономической стоимости в пользу капитала и в ущерб труду. Вовлечение рабочей силы в деятельность, зависящей от международных стоимостных цепочек, которые официально нанимают сотрудников и платят все налоги и сборы, было бы панацеей для молдавского рынка труда. Но большая часть деятельности этих предприятий по-прежнему имеет относительно низкую добавленную стоимость, и Молдова должна стремиться к повышению производительности отраслей, интегрированных в международные производственно-стоимостные цепочки;

- Доля заработной платы в ВВП или созданной компаниями добавленной стоимости в РМ намного ниже, чем в других странах - минимум на 10 процентных пунктов, чем в странах ЕС;

- Законодательная база в области трудовых отношений и определенное ослабление потенциала профсоюзов не позволяют сотрудникам вести переговоры о повышении зарплат. Мы находимся в ситуации хронического кризиса наемного труда. Само понятие наемного труда не пользуется популярностью в общественном дискурсе, к нему не так часто обращаются, как следовало бы. Например, в публичном пространстве почти отсутствует дискуссия о минимальной заработной плате в экономике;

- Пандемия ограничила возможности вмешательства государства в последние три года. Гарантированная минимальная зарплата в реальном секторе выросла очень незначительно, потому что государство не смогло помочь экономике, как в других странах. Например, в части субсидирования технической безработицы. В прошлом году поддержка экономики была очень скромной. Пострадали более 45 тыс. рабочих мест. Но проблема была не в политической воле, а в отсутствии механизмов, инструментов;

- Необходимы краткосрочные компенсационные меры в отношении компаний, которые не могут быть конкурентоспособными, если, например, значительно увеличиваются затраты на рабочую силу. Но - как макроэкономическая идея - нормально позволить со временем исчезать неконкурентоспособным компаниям, чтобы они не заставляли сотрудников оставаться на низкооплачиваемой или неформальной работе.

Автор: Ирина КОВАЛЕНКО