Интерпресс
Заки ЛАИДИ - профессор международных отношений Парижской Школы Международных Отношени, был советником бывшего премьер-министра Франции Мануэля Вальса. № 20 (1234) 01 Июня 2018 Западня немецких правил

Европа имеет новую немецкую проблему. В отличие от прошлого, это не связано ни с гегемонистскими амбициями, ни с какой-либо слабостью, которая могла бы побудить агрессию. Напротив, это уходит корнями в отказ Германии от какого-либо чувства общей ответственности за Европу, несмотря на ее чувство гордости за сильную экономику, которую она имеет с 1945 года. Результат подхода Германии – «делайте то же, что и мы, или оставьте нас в покое» – это инерция, в тот момент, когда Европа отчаянно нуждается в импульсе.

Долгое время Европа была центром немецкой обеспокоенности. Например, в 1994 году Вольфганг Шойбле – тогдашний парламентский лидер Христианско-демократического союза, а ныне президент Бундестага – и его коллега из ХДС Карл Ламерс, написали статью, призывающую «основные» страны ЕС, включая Францию, стремительно продвигаться к более тесной интеграции, включая политическое единство.

Франция сопротивлялась давлению Германии, потому что она крайне подозрительно относилась к политическому федерализму. Тогдашний президент Франсуа Миттеран не хотел выходить за рамки Маастрихтского договора. После кризиса еврозоны в 2010 году дискуссия развернулась в сторону структурных реформ. Франция выступала за большую экономическую интеграцию, но Германия обусловливала любое обсуждение будущего еврозоны структурными реформами Франции. Президент Франсуа Олланд в принципе согласился с этим компромиссом, но у него не было ни времени, ни политической поддержки для его осуществления.

Однако сегодня Франция, наконец, проводит внутренние реформы, столь ожидаемые Германией – и настаивает на изменениях на уровне ЕС. Президент Франции Эммануэль Макрон хочет создать не федеративную Европу – никто этого не предлагает – но суверенный ЕС, способный противостоять давлению таких фигур, как президент США Дональд Трамп, российский Владимир Путин, китайский Си Цзиньпин и турецкий Реджеп Тайип Эрдоган.

К сожалению, Германия снова противится предложениям Франции. Хотя канцлер Ангела Меркель нередко хвалит Макрона за его решимость и политические цели, она, похоже, весьма неохотно соглашается на какие-либо действия по укреплению ЕС. Немецкие лидеры признают, что французские реформы хороши для Франции, но теперь утверждают, что реформа еврозоны является отдельной проблемой. Несмотря на разочарование, такая позиция не является неожиданной. Меркель политически ослабла, а общественное мнение Германии по-прежнему глубоко подвержено влиянию надуманного факта, что страна является казначеем Европы.

Правда состоит в том, что Германия стремится жить в минималистской Европе, в которой нет никакого политического единства, но связанной межправительственными дисциплинарными механизмами, разработанными ее наиболее процветающими странами. Другими словами, Германия хочет искоренить из ЕС все следы духа коллективизма и политику, которая с этим смирилась, и заменить их суровой идиллией жестких правил. И последние события в Италии усиливают позицию немецких сторонников жесткого курса. Вероятно, не случайно, что спустя три дня после того, как новое правительство Италии обнародовало свой экономический план – который, если он будет реализован, взорвет еврозону – 154 немецких экономиста опубликовали манифест, в котором решительно выступили против какой-либо существенной реформы еврозоны.

Но эта позиция также отражает так называемые западногерманские неолиберальные принципы, лежащие в основе немецкого мышления и которые определяют немецкое понимание кризиса еврозоны. Наряду с Нидерландами и странами Балтии, Германия считает, что ответственность за кризис лежит на бюджетном безрассудстве и недостаточном контроле за частным долгом некоторых стран членов и, таким образом, отказывается надлежащим образом изучить системные проблемы еврозоны. Спустя восемь лет, европейцам по-прежнему навязывают разнящиеся версии о кризисе. Как мы можем ожидать, что они будут двигаться к будущему, если они категорически не согласны с прошлым?

Признание того, что еврозона может функционировать лишь на основе солидарности и взаимозависимости, означало бы готовность именно к тому мышлению, которое западногерманские неолибералы всегда отвергали. Они рассматривают национальную экономику как совокупность микроэкономических решений, а наднациональную экономику - как совокупность национальных экономик. Для них солидарность основана на последовательном управлении. Это утверждение ведет нас к трем аргументам, которые препятствуют базовому стратегическому анализу.

Во-первых, Германия является сторонником эгоистичной фикции, что за свое процветание она никому ничем не обязана. Тем не менее, нам очень хорошо известно, как сильно экономика Германии зависит от европейского спроса и как много она выигрывает от недооценки «немецкого евро» (тогда как, например, «итальянский евро» страдает от переоценки). Германия также получает огромную выгоду от политики Европейского центрального банка. Как недавно написал в твиттере немецкий экономист Марсель Фратцшер: «Цинизм некоторых немецких политиков и экономистов невыносим: они критикуют политику ЕЦБ, при этом правительство Германии является его крупнейшим бенефициаром – 294 млрд. евро процентных накоплений с 2007 года. Сравните это с рисками, заложенными в кризис, и получим отличную сделку для Германии».

Во-вторых, Германия настаивает на том, что любое замедление должно покрываться большей дисциплиной и более жесткой экономией, а не антициклической политикой. По мнению немецких лидеров, независимо от того, насколько серьезны могут быть последствия такого подхода, это всего лишь цена искупления за совершение греха накопления чрезмерной задолженности.

Наконец, Германия убеждена в том, что в условиях рыночной экономики ответственность государства заключается в установлении правил, а не в управлении выбором экономических игроков. Фактически, недавний доклад Кильского Института Мировой Экономики, представляет огромный профицит текущего счета Германии как реальность, которую политики не могут изменить, и таким образом с этим надо смириться. Это игнорирует факт, который подчеркнул в недавнем исследовании Гунтрам Б. Вольф, что профицит текущего счета Германии не является результатом безумного стремления стареющих домохозяйств к сбережению, а недостаточного инвестирования со стороны предприятий, стремящихся противостоять давлению на заработную плату.

Это представляет собой серьезный вызов для Франции. Одним из вариантов преодоления германского упрямства было бы проведение ряда небольших компромиссов. Но, как отметили некоторые критически настроенные немецкие наблюдатели, такие как Вольфганг Мунчау из Financial Times, это может привести к минимальным и даже иллюзорным уступкам.

Альтернативой было бы противостояние, которое привело бы к дебатам европейской общественности. Возможно, именно это Макрон пытался сделать в Экс-ла-Шапель в начале этого месяца, после получения от Меркель Премии Карла Великого за его проевропейские усилия. Подобная конфронтация не должна блокировать прогресс по другим вопросам, таким как безопасность границ, инвестиции в индустрии будущего, налогообложение технических гигантов США и защита многосторонности.

Европейская интеграция во многом обязана французскому Роберту Шуману и немецкому Гельмуту Колю, которые поставили стратегические европейские интересы (используя для этого Европейское общество стали и угля и еврозону, соответственно) выше стремления к незамедлительной национальной выгоде. Сегодня Макрон готов заявить о себе как о подобном лидере, но для этого ему нужен надежный немецкий партнер, готовый противостоять западногерманской неолиберальной строгости во имя процветания Европы. К сожалению, нет никакой уверенности, что у него есть такой партнер в лице Меркель.

 

© Project Syndicate, 2018.

Автор: Заки ЛАИДИ